За последние несколько лет французское кино как будто бы разделилось на два совершенно разных направления. Одно нам привычно и представляет собой по большей части жанровые картины. Фантастика, комедии, триллеры и всевозможные их вариации, которые выполнены в жизнерадостном, оптимистичном ключе. Это то французское кино, к которому мы привыкли, которое нам нравится. Но сегодня появилось и второе направление. В этом направлении все чаще стали появляться новые кинокартины. Клер Дени, Лоран Канте и другие режиссеры четко подметили сильный экзистенциальный кризис современной Европы и сразу же стали снимать, в общем-то, похожие друг на друга ленты.
Основные черты данного кинематографа такие. Минимум музыки и грима, документальная манера съемки, частое единство места и времени. Данные ленты жанрово ближе всего подходят к бытовой драме. Часто в них герои разобщены и не имеют понятия, как выбираться из вселенского одиночества. И это одиночество еще жирней подчеркивается тем, что здесь речь идет о семейном круге. В этих кинолентах не только мужья существуют отдельно от своих жен, но также и дети отдельно от своих родителей, сестер от братьев. Свою тоску герои пытаются заглушить случайными половыми связями и спиртным, наслаждаются эффектом от намеренной измены, без особых причин бранятся и мирятся и неизменно мучаются оттого, что и им в ответ изменяют. Во всем этом процессе просматривается нечто жуткое, беспощадно-бессмысленное, серое.
Именно таким фильмом и является фильм Кристофа Оноре "Моя девочка не хочет" (как прокатчики перевели название, так мы и напишем, не будем никого переправлять). Мать двоих детей, главная героиня фильма, которую сыграла великолепная актриса Кьяра Мастрояни, бросила своего супруга и перешла жить к родителям. Однако складывается такое впечатление, что она никого не любит. Она эгоистична, близорука, ей нравится смазливый молодой парнишка. Но, похоже, у нас нет никаких прав ее осуждать. В конце концов, она, как и многие из нас, ждет и стремится к простому человеческому счастью. Она не до конца понимает, да и похоже, что и режиссер не понимает, но мы-то с вами знаем, что в изображенном пространстве напрочь сбиты все ориентиры. И нет никакой возможности добиться настоящего духовного подъема. От своих тараканов в голове никуда эта леди не денется. А вот несчастья своей семье она, конечно же, добавит. Правда, странно получается. Мы совершенно не чувствуем к ней ни толики жалости, ни к ее мужу, который себя возомнил полигамным существом, ни к ее испсиховавшимся родителям, которые друг друга терпят на протяжении долгих лет. И даже к детям. Поскольку все они не живые существа, а уже какие-то зомби. Причем они стали таковыми по собственному желанию. Они своими руками в себе искоренили все живое, все человечное. От «все позволенного» каждый человек неизменно доходит до грани «все бессмысленно». И после этого жизнь строится на переходах от острых ощущений к еще более острым, восприятие притупляется, и неминуемо хочется еще чего-то большего. Именно отсюда появилась в Европе эта странная тяга к извращениям всех уровней. А вслед за Европой она возникла и у нас.
Люди стали похожими на тех ненормальных, которые прокалывают руки вилками, чем-то еще острым, все глубже и глубже, пока не хлынет кровь. А мы при этом не ужасаемся и не удивляемся этой крови. А порой, может, и выдыхаем с облегчением, когда заканчиваются добровольные муки. Что-то типа этого будет и в финале картины "Моя девочка не хочет". Поскольку она, как и ее окружение, не желает жить в полном смысле этого понимания. Поэтому ей необходимо искать какую-то альтернативу, другой вариант развития событий. И как обычно, методом проб и ошибок, она все-таки дойдет до своего логического предела, и тем самым поставит диагноз взрастившей ее же культуре.
Однако мы на самом деле испытаем облегчение не только из-за этого. А все дело в том, что эта драматургическая картина (возможно, специально) создана таким образом, что интриги не возникло. Связи персонажей рассыпались, и все время ломался темп картины. Сама кинолента – словно душа той личности, тип которой она и старается репрезентовать. Наверное, не совсем будет правильным это осуждать, поскольку зеркало не виновато и не надо на него пенять.
